АМС |
| ТИТУЛ | КАРТА САЙТА | СТАТЬИ | НАШИ ФАЙЛЫ | СПРАВКИ |
© Э. Ванюкова, 2011
Жизнь Петра Ивановича Словцова [18, с. 568] совпала с очень сложным для России историческим периодом, наполненным разного рода судьбоносными, и, по большей части, трагическими, событиями.
Вспомним только самые важные из них: коронация императора Николая II (1896), омрачённая тысячами жертв печально известной московской Ходынки; Русско-японская война (1904-1905), первая русская революция (1905-1906), первая мировая – империалистическая – война (началась 1/14 августа 1914 г.), Февральская и Октябрьская революции (1917), Гражданская война (1918-1921). А дальше – после эпохи «военного коммунизма» – период НЭПа, коллективизация, индустриализация... И, параллельно с ними, стремительно набирающий обороты механизм политических репрессий, беспощадность которого испытали на себе в полной мере партийные и беспартийные, рабочие и крестьяне, философы и священнослужители, творческая интеллигенция и даже дети...
Однако в публикациях о П. И. Словцове, в том числе рубежа XX–XXI столетий, дыхание эпохи словно замерло. Все они отличаются какой-то «стерильностью» и одноплановостью, словно жизнь нашего героя протекала в событийном вакууме – вне временнóго контекста, духовно-идейных ориентиров и товарно-денежных отношений.
С одной стороны это объясняется тем, что у Словцова много лет был, по сути, единственный серьёзный биограф-энтузиаст – Б. Г. Кривошея [18, с. 329]. Прочие же публикации (в основном журналистские) являются либо прямыми перепечатками, либо «перепевами» написанного Борисом Георгиевичем – честь ему и хвала! – да к тому же сплошь и рядом грешащими ошибками и домыслами.1 Прибавим к этому случаи некорректного цитирования, идеологическую «выдержанность» и внутреннего цензора, сидящего в каждом, кто, так или иначе, занимался историей в доперестроечное время.
Бесчисленные «табу» становились главной причиной многих авторских умолчаний, а также вынуждали исследователей зачастую прибегать к патетической риторике, как правило, подменяющей собой и, что самое опасное, подминающей под себя Истину.
Вот небольшая иллюстрация к сказанному, взятая из текста, составленного для одной из радиопередач прошлых лет: «В конце концов, мечта артиста осуществилась. В расцвете своего творческого успеха он покидает Петроград и возвращается в Красноярск. Великий Октябрь он встречает на Родине. Пётр Иванович восторженно приветствовал революцию» [4]. В приведённой цитате, отягощённой ещё и заглавной буквой в слове «Родина», словно Пётр Иванович прибыл домой из-за границы, правдой является только то, что певец действительно покинул Петроград и оказался в Красноярске. И – уж извините! – но смысловой оттенок процитированного фрагмента, по мнению автора этих строк, таков, что Словцов предстаёт перед читателем, мягко выражаясь, не очень умным человеком.
На сей раз, обратившись к фактам жизни «сибирского соловья», мы попробуем взглянуть на них сквозь призму вероучения, которое исповедовал наш талантливый земляк. И быть может, этот ракурс позволит нам обнаружить скрытые доселе причинно-следственные связи многих перипетий судьбы Петра Ивановича, и понять, что подлинный масштаб личности певца до сих пор не получил адекватной оценки.
Пётр Словцов появился на свет в 1886 году в день первопрестольных апостолов Петра и Павла (12. 07 / 30. 06). Отсюда и имя – Пётр. Его малая родина – село Устьянское Канского уезда Енисейской губернии.
Глава семьи был церковным дьяконом и дети, что называется, с молоком матери впитали основы православной веры. Умер отец в 1891 году, когда его сыновьям, Ване и Петруше, было соответственно всего 9 и 5 лет. Мать – Валентина Васильевна – приняла решение переселиться к родственникам в Красноярск, где её осиротевшие мальчики, как дети священнослужителя, могли обучаться бесплатно (и на полном пансионе) в Духовном училище, а затем и в Духовной семинарии. Матери очень хотелось, чтобы сыновья, продолжив семейную традицию, пошли бы по стопам отца и связали свои жизни с церковью. Но этим путём предстояло пройти только старшему её сыну. А о том, сколь необычной будет судьба младшего – она и помыслить не могла!
Личность будущего певца полностью сформировалась в течение первых красноярских лет его жизни, которые юноша провёл в лоне церкви: в кругу наставников-священнослужителей, работавших в обоих духовных учебных заведениях города, и в молитвенной атмосфере православных песнопений. Все факты биографии П. И. Словцова свидетельствуют о том, что в этом человеке не было ни капли вероломства, агрессивности, азартности, стяжательства, гордыни и тому подобных отрицательных черт. У него не возникало сомнений по поводу, что есть Добро, а что – Зло, как не возникало и колебаний в выборе между ними. Напротив, неизменные искренность, доброжелательность и великодушие – вот те качества, которые видели и ценили в нём все современники.
Мальчику повезло – одним из главных его наставников в тот период был Павел Иосифович Иванов-Радкевич. Молодой, энергичный и талантливый учитель музыки, коренной петербуржец, он в 1897 году приехал в Красноярск сразу же после окончания Петербургской Придворной певческой капеллы, чтобы работать учителем пения в Учительской семинарии.
Музыкально одарённый и голосистый 11-летний Петруша Словцов, которому охотно поручали на церковных службах петь исполатчика, сразу же попал в поле зрения Павла Иосифовича. Он не мог не усмотреть параллелей – таких очевидных! – между судьбой этого сибирского мальчика и своей собственной: раннее сиротство, бедность, прекрасный голос, пение в церковном хоре, возможность обучения на первом этапе за счёт государственной и церковной казны. И отныне музыкальное образование Петра Словцова протекало под пристальным наблюдением Павла Иосифовича.
Пройдут годы. Они станут коллегами и друзьями. У них будут и совместные репетиции, и концертные поездки, и беззаботные летние дни на даче Ивановых-Радкевичей под Красноярском, где Словцов частенько проводил время с сыновьями своего первого педагога, обучая подростков простым и полезным вещам, которые могли бы пригодиться им в жизни.
Об этом вспоминает А. П. Иванов-Радкевич (второй сын Павла Иосифовича):
«Словцов часто бывал у нас, и когда он пел, мы [дети П. И. Иванова-Радкевича — Э. В.], поражаясь нежности и красоте его голоса, заглядывали ему в рот, пытаясь рассмотреть горло. Словцов когда-то учился у Папы в Духовном училище и навсегда сроднился с нами. <…> В жизни Пётр Иванович был прост и мил. Однажды летом, увидав в усадьбе, как мы, ребята, возимся с починкой нашей маленькой лодки «Читы», разбранил нас за неумение. Организовал спуск лодки к берегу, наварил там смолы и, замесив её мелом, заделал все трещины и пробоины по-настоящему. Закоптевший, в сапогах, с измазанными смолой и мелом лицом и руками, он был совсем не похож на подтянутого мэтра во фраке, приводившего своим бесподобным голосом бесчисленных слушателей концертной эстрады или оперного спектакля в восторг» [19, с. 14-15].
И в дальнейшем основные черты характера Петра Ивановича, судя по отзывам современников, не изменились:
«Учась в 20-е годы в музыкальном техникуме, я видел, с каким большим уважением относились к Словцову не только педагоги и студенты, но и многие красноярцы, знавшие и любившие его. Это был особенный в своем роде и неповторимый человек, обладавший лучшими качествами: скромностью, сердечной добротой. Забыть его чудный лирический тенор невозможно, и лучшего голоса я за всю свою долгую жизнь не слышал» — вспоминает Б. Г. Кривошея [42].
В 1909 году Пётр Словцов без труда поступил на юридический факультет Варшавского университета (лиц, имевших документ об окончании духовной семинарии, туда принимали практически без экзаменов), хотя сердце юноши к юриспруденции не лежало.
Все его мечты и помыслы витали в абсолютно иной сфере, ибо двумя годами раньше молодой человек уже успел получить опыт сольных выступлений со светским репертуаром. Впервые имя Петра Словцова появилось, в числе прочих участников, на красноярской афише 30 декабря 1907 года, извещавшей о проведении открытого музыкально-литературного вечера. Дебют начинающего певца публика встретила с большим энтузиазмом, а немногим профессионалам стало ясно – Словцова ждёт слава оперного артиста.
Надо полагать, импульсом к пробе собственных сил послужили для юноши состоявшиеся в Красноярске весной того же года выступления солистов Императорского Мариинского театра контральто М. И. Долиной [26, с. 179] и тенора А. М. Лабинского [26, с. 290].
В сезоне 1908-09 годов город посетили и другие первоклассные музыканты, о чём писала, в частности, газета «Красноярец» 24. 02. 1909 года. Перечислим лишь вокалистов. Это певцы-премьеры Мариинки – тенор Н. Н. Фигнер и баритон И. В. Тартаков. А также солисты Оперы Зимина (Москва): драматическое сопрано Н. С. Ермоленко-Южина, меццо-сопрано В. Н. Петрова-Званцева, баритоны Н. А. Шевелёв, «русский Баттистини» О. И. Камионский и другие знаменитости.2 Несмотря на довольно высокую стоимость билетов, трудно представить, что Пётр Словцов не посетил хотя бы часть этих концертов. И уж наверняка больше всего его интересовали тенора!
И вот, проведя в Варшавском университете едва ли полгода, будущий певец всё-таки его оставил ради занятий вокалом. На поступление в Московскую консерваторию его благословил Архиепископ Енисейский и Красноярский Евфимий. Так Петром Ивановичем был сделан окончательный выбор в пользу светского искусства. Грех ли это?
«Искусство – особый род деятельности человека, в котором человек в определённой мере подражает Творцу, создавая собственные произведения <…>. Искусство обладает свойством менять мировоззрение и душевное состояние человека и поэтому влечёт высокую нравственную ответственность не только за духовное состояние самого деятеля, но и за тех людей, которые подверглись влиянию его произведений. В широком смысле: искусство – изощрённое, высокого уровня мастерство <…>»
— гласит практическая энциклопедия нравственного поведения христианина [28, с. 142]. И если есть неоспоримые свидетельства – а их предостаточно! – того благотворного влияния, какое производило на людей певческое искусство П. И. Словцова, то не является ли это подтверждением того, что наш герой хорошо выполнял возложенную на него Творцом миссию – воздействовать на духовно-нравственное состояние слушателей, пробуждая в них чувства возвышенные, нежные и добрые?
Разнообразные архивные записи певца свидетельствуют – его манера звукоизвлечения благородна в высочайшей степени, а художественный вкус безупречен. Нигде его голос не переходит в надсадный крик, как это можно сплошь и рядом слышать сейчас, не соскальзывает в дешёвую мелодекламацию и не грешит экзальтацией (к помощи которой многие артисты любят прибегать на сцене, не имея в своём арсенале иных средств пробиться к сердцу зрителя и слушателя). Градации словцовского пиано, которое можно назвать абсолютным, безграничны, дыхание – совершенно.
В данном контексте невозможно удержаться от того, чтобы не процитировать довольно большой фрагмент воспоминаний одного из тонких ценителей вокального искусства – слушателя-очевидца харбинских (1924 года) гастрольных выступлений супругов Словцовых.
Это отец писателя Г. В. Мелихова, который в то время был завзятым юным театралом:
«О Словцове, за редким исключением, никто ничего не знал. Первый их концерт показал, что Риоли Словцова – отличная, культурная певица, а Словцов – певец просто изумительный, обладатель тенора большой силы и необычайной нежности и красоты!
После первого отделения концерта я вышел в фойе и почти сразу увидел Н. А. Оржельского [лирико-драматический тенор-премьер Харбинской оперы — Э. В.]. Бросился к нему с восклицанием: — Николай Антонович, да это что же за голос! На что Н. А. Оржельский ответил: — Да, это архи-тенор!
<…> Через день после концерта Словцовых в газете «Заря» вся (!) третья страница была посвящена Словцову. Одна статья называлась «Сибирский соловей» [«Соловей в феврале» — Э. В.]. <…> Не буду перечислять всего, что давалось в статье, отмечу только, что в 1912-1913 годах его уже считали несомненным преемником Л. В. Собинова <…>.
Приехал он в Харбин из своего родного города Красноярска. Дал несколько концертов и спел – Альфреда в «Травиате». После двух концертов в Железнодорожном собрании давал концерт в «Новом Театре» – в здании переделанного цирка. Зал вмещал свыше 1500 чел. В числе многих арий и романсов был исполнена ария «Рахиль, ты мне дана» [из оперы Ф. Галеви «Дочь кардинала» — Э. В.]. Исполнение было чудесным и безукоризненным, я восторгался голосом артиста <…>. …При исполнении арии из «Искателей жемчуга» происходило что-то невероятное! Чудесную, ласкающую мелодию Словцов закончил таким пиано-пиано-пианиссимо, что казалось, что вьется все утончающаяся ниточка, сходящая на нет, ниточка, которая вот-вот дрогнет и оборвется. Нет, она вьется, вьется около минуты! Все застыли, почти перестали дышать! Наступила почти абсолютная тишина, а в ней еле-еле бьется ниточка звука, которую так страшно оборвать каким-то движением, неосторожным дыханием. Поразительная техника, изумительная чистота и нежность голоса!
О силе голоса Словцова, дававшего эту силу без всякой аффектации, можно судить по появлению Альфреда в доме Виолетты. Обычно это появление Альфреда теряется для зрителя, будучи обусловленным глубиной сцены, а звук спокойной фразы Альфреда легко заглушается и хором, и оркестром. И вот кто-то вошел в зал Виолетты и запел или, вернее, произнес музыкальную фразу! И сразу и хор, и оркестр были покрыты молнией ослепляющих звуков! Это было так неожиданно, что мой друг Миша схватил меня за руку и взволнованно спросил: — Кто это?
После нескольких, поистине триумфальных выступлений Словцова харбинцы узнали, что известный на Дальнем Востоке американский антрепренер Строк предложил Словцову контракт для поездки в Америку. Словцов отказался от контракта. Съездил в Тяньцзинь [город-порт на Жёлтом море, находящийся в так называемом Внутреннем Китае, т. е. не в зоне КВЖД — Э. В.], дал там несколько концертов и вернулся в Советский Союз. Но куда? Более 25 лет я ничего не слыхал о нем, хотя и очень интересовался судьбой этого поистине изумительнейшего голоса» [24, с. 385-387].
Племянник Петра Ивановича (Пётр Иванович Словцов – младший) рассказывал, со слов дяди, что когда юный Пётр пел на вступительном прослушивании в Московской консерватории, то профессор Иван Яковлевич Гордиевский (Горди – псевдоним) сразу же выделил его из всех претендентов и спросил: — «Кто Вам ставил голос, молодой человек?» — «Я пел на клиросе» — ответил Словцов.3
Но ведь Гордиевский и сам пел когда-то в церкви! И его отец тоже был священнослужителем! Студент и профессор мгновенно нашли общий язык. Со временем их отношения не потускнели. Гордиевский впоследствии не раз наезжал в Красноярск в летние месяцы в гости к своему бывшему студенту, в том числе и для совместных гастролей.4 В 1914 году Иван Яковлевич подарил Словцову свою фотографию с трогательной надписью: «Дорогому Петру Ивановичу Словцову. Любящий его И. Горди. Москва, 25 марта 1914 г.»
Полное взаимопонимание, существовавшее между Гордиевским и Словцовым, в сочетании с талантом и усердием последнего, позволили молодому тенору достаточно легко, а главное быстро, одолеть всю высшую премудрость оперного пения и освоить большой и стилистически разнообразный репертуар. Всего три года – срок рекордно короткий! Особенно, если сопоставить его с современным российским процессом обучения вокалистов.
Уже студентом-первокурсником Словцов исполнил сольную партию в мессе F-dur Ф. Шуберта под управлением маститого М. М. Ипполитова-Иванова, который с тех пор об этом ярком даровании никогда не забывал (их творческое сотрудничество относится к московскому периоду – 1929-1934 гг.).
Во время летних каникул Пётр иногда выступал перед земляками со своеобразными отчётными концертами. В первом из них, состоявшимся 30 июля 1910 года принял участие и Гордиевский. Аккомпанировал солистам П. И. Иванов-Радкевич.
В программу второго отделения этого фортепианно-вокального вечера, проходившего на сцене Городского театра, были включены Словцовым, в частности, ария Фернандо из «Фаворитки» Доницетти, ария Каварадосси из «Тоски» Пуччини, песня Левко «Спи, моя красавица» из «Майской ночи» Римского-Корсакова и др., что свидетельствует о широком творческом диапазоне молодого вокалиста. А Иван Яковлевич спел песню Шумана «Два гренадёра» и – вместе со своим воспитанником – дуэт А. Г. Рубинштейна «Горные вершины».
Этот необычный концерт нашёл отражение в газете «Красноярский вестник» (№ 142) и вызвал к жизни поэтическое излияние местного поэта Михаила Анчарова [15, с. 78-79]:
Тебе, певец, не раз внимая,
Я от восторга замирал,
Ты, песней бодрость навевая,
Мои тревоги разгонял.
И слыша сладостное пенье,
Я мог печаль свою унять,
И черпая в груди волненье.
Мог без конца тебе внимать.
Ты пел, как ночью над долиной
Звенела песня соловья,
И юной трелью соловьиной
Вдаль уносилась песнь твоя.
Но даже лавры пожиная,
Сибири хладной соловей,
Ты прилетай к нам, вспоминая
О хмурой родине своей.
Так, с лёгкой руки восторженного поклонника-поэта, к П. И. Словцову накрепко приросло метафорическое словосочетание – «сибирский соловей».
Человек абсолютно бесконфликтный, Словцов становился (а затем навсегда оставался) для одних – любимым учеником, для других – желанным артистом-солистом в составе оперного Товарищества или партнёром по сцене, а для кого-то – близким другом и единомышленником…
В этом числе (помимо упомянутых выше Иванова-Радкевича, Гордиевского и Ипполитова-Иванова) выдающиеся певцы – Фёдор Шаляпин, Надежда Обухова, Лидия Липковская, Владимир Касторский, Григорий Пирогов, Александр Мозжухин, скрипач Михаил Эрденко, оперные антрепренёры М. Е. Медведев и М. К. Максаков, все красноярские ученики и коллеги-музыканты и, конечно же, ещё многие и многие другие.
Многолетнее сотрудничество Петра Словцова (в том числе, и в стенах Красноярского музыкального техникума) с одним из таких людей, басом Виктором Соковниным – однокашником, другом московской студенческой поры – спустя почти сто лет неожиданно принесло удивительные плоды!
Внук В. А. Соковнина Сергей Юрьевич Рычков, занявшись своей родословной, увлёкся творчеством совершенно ему неизвестного лирического тенора из Сибири по фамилии Словцов, с которым его дед часто пел в одних и тех же концертах и оперных спектаклях – друзья с полуслова понимали друг друга, потому, что оба учились в классе одного профессора. Благодаря трудам новоявленного исследователя, в течение последнего времени появилось несколько публикаций и радиопередач о Петре Ивановиче, где С. Ю. Рычков выступает в качестве со-ведущего.
Но главной его заслугой является, несомненно, участие в подготовке к выпуску первого компакт-диска (2007 г.), созданного на основе грампластинки Всесоюзной фирмы «Мелодия» и редчайших архивных записей голоса П. И. Словцова из фондов Государственного центрального музея музыкальной культуры (ГЦММК) им. М. И. Глинки.
Изучая архивы ГЦММК, Рычков обнаружил также множество бережно хранящихся программок «вечеров учеников младшаго и старшаго классов Московской государственной консерватории». В 14-ти концертах упоминается имя Словцова.
Всеми своими находками и записями с нового диска Рычков поспешил поделиться с общественностью. Благодаря его энергии, с февраля по август 2008 года на «Народном радио» 7 раз повторяли 32-хминутную передачу о Петре Словцове. В апреле 2008 г. на волнах радиостанции РТВ-Подмосковье состоялась часовая передача, а в Санкт-Петербурге (июнь 2008) на радиостанции «Мария» прозвучал цикл из четырех передач. 24 августа 2008 г. на волнах Радио России прозвучал 11-минутный сюжет Татьяны Суворовой о творчестве певца. Радиопередачи о Петре Словцове на РТВ-Подмосковье записали: исполнитель и журналист Надир Ширинский (апрель 2008), а на волнах «Народное радио» – известный радиожурналист Константин Смертин (Москва, СВ, 612 кГЦ; март 2008) совместно с капитаном III ранга (в запасе) С. Ю. Рычковым.
Кроме того, на страницах журнала «Ямальский меридиан» (2010, № 1) Рычков опубликовал большую статью о Словцове.
Процитируем её фрагмент:
«И вот в 1912 году консерваторию окончил, несомненно, лучший тенор 45-го выпуска со дня основания этого учебного заведения. На майском отчётном концерте или, как его тогда называли, «годичном Акте», выступление певца никого не оставило равнодушным, в том числе и критиков-«ортодоксов»: «Неприятное впечатление оставил тенор Словцов, певший манерно и достаточно вульгарно. Ещё обиднее было то, что публика принимала певца очень радушно. И это на акте Консерватории!», — писала «Русская музыкальная газета».
Рецензент, возможно, таким образом пытался дискредитировать профессора И. Я. Горди, чья преподавательская деятельность была раскритикована тем же автором в одном из последующих номеров» [56, с. 77-78] (даты и номера выпусков РМГ, упоминаемые в статье, автором, к сожалению, не обозначены).
Окончив консерваторию в 1912 году, вчерашний студент сразу же становится солистом «первого положения» в Киевской опере. Дирекция одной из ведущих оперных трупп Российской империи не могла упустить столь счастливого случая – заполучить молодого тенора, голос которого не уступал по красоте собиновскому и превосходил его по свежести (Словцов на 14 лет моложе московской «мега-звезды»). Кроме того, потенциальный премьер держался на удивление скромно и не позволял себе никаких капризов.
Дебютировать ему выпало партией английского офицера Джеральда в опере Лео Делиба «Лакме». Партию эту Пётр Иванович не знал, но надеялся выучить её за лето в Красноярске, что благополучно и осуществил с помощью Павла Иосифовича Иванова-Радкевича.
Об этом нам известно из воспоминаний А. П. Иванова-Радкевича:
«В течение целого лета он приезжал к Отцу на дачу, где у нас было пианино, и Отец прошёл с ним оперу «Лакме» – Пётр Иванович в эти годы работал в Киевском оперном театре. Два-три раза в неделю приезжал он на своей лошадке, сидя в маленькой пролётке и накинув на плечи азям [длиннополый татарский кафтан — Э. В.]. Лошадь оставлял во дворе, а мы с ней забавлялись, угощая сахаром и сухариками. В конце лета, когда партия Джеральда была выучена, Пётр Иванович, расположившись рядом с Папой и мирно беседуя, сказал, что Отец с него денег за занятия не спрашивал, а оставаться в долгу он не хочет, то вот… И он вынул из жилетного кармана золотой десятирублёвик и изящным движением опустил его Папе в нагрудный карманчик кителя. Отец, обескураженный такой щедростью, вынул его и также изящно опустил обратно в карман Словцова, сказав: "Нет уж, Пётр Иванович, поскольку разговора об оплате в своё время не последовало, то уж…"» [19, с. 15].
В оперной труппе Петербургского Народного дома Пётр Иванович очутился в тот момент, когда её дела пошли в гору, что способствовало благоприятной творческой атмосфере. Словцов, судя по всему, сразу «пришёлся ко двору». За полтора месяца (с 17 ноября по 31 декабря 1915 г.) его 4 раза ставили петь с Ф. И. Шаляпиным, которому личные качества молодого тенора явно импонировали. Иначе бы под Новый год, после спектакля «Севильский цирюльник» Россини (Шаляпин – Базилио, Словцов – Альмавива), Фёдор Иванович не подарил бы ему собственноручно надписанную фотографию: «На добрую память с сердечными пожеланиями успехов в мире чудесного искусства П. И. Словцову от Шаляпина. Декабрь, 31, 1915 г. Питер».
А в следующем, 1916 году, на первом их совместном выступлении в «Русалке» Даргомыжского произошёл презабавный случай, ставший семейной историей Словцовых.
Вот как он выглядит в пересказе Петра Ивановича-младшего: Шаляпин обычно делал себе потрясающий грим и был невероятно пластичен. И на сей раз он с такой достоверностью перевоплотился в сумасшедшего старика Мельника, что дядя буквально начал дрожать под натиском шаляпинского натурализма. Видя такую реакцию и по-отечески беспокоясь за младшего собрата по цеху, Фёдор Иванович подошёл ближе и, кружа вокруг Князя, между репликами — «Что за Мельник?» — и — «Говорят тебе: я — ворон» — незаметно для публики, улучив момент, прошептал: «Не бойся, Петруша, не бойся, ничего тебе не сделаю».
Великий русский бас был, видимо, тронут искренним испугом молодого тенора, не успевшего познать в полной мере всю глубину гипнотического шаляпинского дара – воздействовать не только на публику, но и на партнёров по сцене, вовлекая всех в мир реалистических переживаний. По меткому выражению С. Ю. Левика: «Всегда бурлящая кровь и вечный трепет на сцене…» (Записки оперного певца. — М.: Искусство, 1962. — с. 341).
Петербургский период ознаменовался для 29-летнего Петра Ивановича вступлением в брак с молодой талантливой певицей Маргаритой Риоли-Анофриевой (1892-1954).
О ней, как о личности и как об ангеле-хранителе Петра Ивановича, можно написать отдельный очерк. Разглядывая её фотографии, фотографии её друзей и поклонников, словно читаешь увлекательную повесть о судьбе красивой, немного кокетливой девушки, очень способной певицы и пианистки, которая сама торила свою дорогу в жизни. На всех фотоизображениях до 1934 года (год смерти обожаемого мужа) лицо её дышит счастьем, светом и покоем. А после оно становится строгим и скорбным.
Обвенчавшись в 1915 году, супруги практически никогда больше не разлучались вплоть до безвременной кончины Петра Ивановича: где находилась Маргарита Николаевна – там же, вне всякого сомнения, был и Пётр Иванович. Если она не пела с мужем в концерте или спектакле, то либо присутствовала в зале как зритель, либо выступала как его концертмейстер – основной и любимый (единственное исключение – болезнь).
В этой связи, углубляясь в биографию П. И. Словцова, представляется абсолютно невозможным оставить «за кадром» фигуру М. Н. Риоли-Словцовой! Мы не властны игнорировать тот факт, что Петр Иванович после женитьбы выстраивал семейную жизнь, ставя во главу угла не свои личные (карьерные) интересы, а благополучие, здоровье и счастье любимой женщины.
В свою очередь, жизнь Маргариты Николаевны протекала в мыслях и заботах о муже. Она брала на себя все хлопоты административно-финансового характера (заключала договора с работодателями, вела деловые переговоры), сберегая тем самым силы Петра Ивановича и его голос для творческой деятельности. То есть можно смело утверждать – Словцовы с точки зрения православного семейного «кодекса» были идеальной христианской семьёй (но, к сожалению, бездетной).
А сейчас мы вплотную подошли к необходимости прояснить самый важный вопрос биографии нашего героя: как же случилось, что столичная карьера П. И. Словцова, развивавшаяся столь успешно, внезапно оборвалась на взлёте? Его ли в том вина? И каковы причины десятилетнего отсутствия певца на столичных подмостках? Попытаемся проанализировать ситуацию, прибегнув к бесстрастному языку документов.
Сохранившиеся тексты контрактов свидетельствуют о том, что Риоли-Словцова пела в Петрограде с 09. 03. 1916 по 09. 03. 1918 гг. Пётр Иванович – с 01. 09. 1915 по 01. 05. 1916 гг., а затем с 01. 09. 1916 по 01. 06. 1917 гг. Если учесть, что супруги были неразлучны и что бóльшая часть документов Петра Ивановича Красноярском утрачена, ориентируясь только по контрактам Риоли-Словцовой, можно с полной уверенностью утверждать – у Петра Ивановича также имелся контракт на сезон 1917-1918 гг.
Это означает, что октябрьский переворот застал Словцовых отнюдь не в Сибири, где Пётр Иванович якобы горячо приветствовал революционные события, как это подавалось в «ура-патриотических» публикациях советского периода, а в Петрограде, совсем неподалёку от крейсера «Аврора». Крейсер, ставший идолом исторического дня «Великого Октября», стоял аккурат против Народного дома.
И всё у того же Ф. И. Шаляпина очень живо и красочно описаны как сами события позднего вечера 25. 10. 1917 года, так и всё, чем обернулся этот политический переворот впоследствии. Страницы книги Шаляпина «Маска и душа», относящиеся к 1917-1918 годам, можно уверенно проецировать и на судьбу П. И. Словцова, тогда мотивация всех его действий и принимаемых решений становится предельно ясной и убедительной.
А времена наступили тяжёлые – холодные и голодные. Увы! Всё было весьма прозаично. Выбор Словцовых – как быть, как выжить и где работать – отныне определялся отнюдь не престижными приглашениями и уж, конечно, не тоской Петра Ивановича по родным местам, а надвигающимся беспощадным голодом и другими «сюрпризами», в изобилии порождаемыми амбициозными замашками новых властных структур.
И вот, в феврале 1918 года произошло событие, которое определило жизнь Словцовых, как показало время, на целое десятилетие вперёд.
Маргарита Николаевна, будучи актрисой теперь уже Государственного народного дома (Госнардома) [переименован 31. 10. 1917 г. — Э. В.], внезапно получила в феврале 1917 года предписание о немедленной мобилизации её на трудовые работы. Такое же предписание тогда получила, например, супруга Ф. И. Шаляпина и вся женская прислуга в доме Фёдора Ивановича. Чаще всего трудовые бригады, составленные именно из женщин разных сословий, собирали по городу всё то, что могло гореть. Для выполнения «плана» их заставляли даже вырубать вручную доски и брёвна из речного льда и (при отсутствии лошадей) вытягивать эти «дрова» из обжигающе холодной воды. Очень «подходящее» занятие для дам!
Отказаться просто так или не явиться – было невозможно! Найдут! Тогда – беда! Спасались, кто, как мог (описание способа, при помощи которого удалось отстоять-таки женщин, оставил нам Фёдор Иванович в уже упомянутой «Маске и душе»). Словцовы же добились при содействии профсоюза небольшой отсрочки.
Всего 9 дней было в распоряжении супругов, чтобы буквально сбежать из Петрограда: 28-м февраля датировано «Удостоверение» о том, что Риоли-Словцова «необходима в своём предприятии» [9], а уже 9 марта истекал срок контракта Маргариты Николаевны, а с ним и отсрочка от мобилизации! Но и ей, и Петру Ивановичу посчастливилось быстро заключить новый договор с оперной труппой Дестилятора в Нижнем Новгороде продолжительностью всего 50 дней, который начинался с 10 марта и, не мешкая, покинуть столицу.
Нижегородский контракт завершился 28 апреля, и Словцовы немедленно выезжают в Красноярск, чтобы «перевести дух» после пережитого, да и просто-напросто подкормиться. Они, конечно, не догадывались, что буквально «проскочили» в Сибирь до того, как и на её территорию распространилась начавшаяся в России (после подписания большевиками печально известного своими продажно-позорными условиями Брестского мира) Гражданская война.
Поворотной датой для Сибири стало 25 мая. В Красноярске почти неделю (до 1 июня включительно) не выходили газеты, а 2 июня печать сообщила, что белочехами заняты города Мариинск, Канск, Нижнеудинск и др.
Все последствия очередного этапа политической борьбы проходили, можно сказать, на глазах у Словцовых (они оставались в Красноярске до середины августа): Советы утратили свои позиции, их руководителей арестовывали, затем расстреливали – кого-то сразу, а кого-то чуть позже. А с конца июня в городе развернулась активная военная мобилизация мужского населения в армию Колчака.
Отныне из Красноярска в западном направлении можно было проехать лишь до Урала (но, например, такой крупный среднеуральский центр как Екатеринбург, где находилась под арестом вся царская семья, оставался пока за большевиками). Так Сибирь оказалась на неопределённый срок в полной изоляции от столичной культурной жизни.
Словцовы ещё не знали, что «сибирский период» затянется лично для них на целых 10 лет! А ведь для певца, тем более тенора-премьера, возраст 32-42 года является временем расцвета, пиком певческой и физической формы!
И не в этом ли кроется причина того, что, в отличие от многих современников, музыкантов равного с ним таланта – своих друзей и сценических партнёров, которые оставались «на виду» – блестящий вокалист П. И. Словцов так и не получил никакого официального признания: ни звания Заслуженного ни, тем более, Народного артиста? Впрочем, существовали и другие, более весомые причины, позволявшие правящей власти держать певца «на коротком поводке». Но об этом чуть ниже.
Итак, сейчас уже никто не сможет подтвердить, намеревались или нет Словцовы вернуться к осени в Петроград с тем, чтобы приступить к работе в Государственном Мариинском театре в сезоне 1918/1919 годов. Но совершенно очевидно одно: выполнить обязательства, ранее подписанные супругами с Мариинкой, в связи со сложившимися (и не зависящими от них!) обстоятельствами, не было никакой возможности! Это и есть один из ответов на вопрос о причинах «невозвращения» Словцовых в Питер.
Конечно, любой трезвомыслящий человек тут же спросит – ну, а почему же было им не уехать из Красноярска после 1920 года? Попытаемся ответить и на него. Хотя, признаться честно, ещё год тому назад автор статьи не смог бы этого сделать. Помогла книга Г. В. Мелихова «Белый Харбин», в которой изложен факт-откровение, касающийся Маргариты Николаевны.
Харбинский певец Н. А. Оржельский (малоизвестный в России, но выдающийся драматический тенор), рассуждая о гастролях четы Словцовых, произносит:
«Голос изумительный, но удивительно, что Словцов поехал гастролировать! Он очень скромный человек, без всяких амбиций, никакая слава ему не нужна, и, по видимому, только волевой характер его жены заставил его предпринять эту поездку. Его жена – замечательная певица с прекрасной школой, но нужно поражаться, как она может теперь петь, – ведь у нее осталось только одно легкое!» (выделено мною — Э. В.) [24, с. 385-386].
Такую, прямо скажем интимную, информацию Оржельский мог получить только либо от самих Словцовых, либо от близкой подруги Риоли-Словцовой Лидии Липковской, гастролировавшей в Китае около 4-х месяцев на рубеже 1922-1923 гг., то есть за год до приезда Словцовых.
Трагедия со здоровьем Маргариты Николаевны произошла, скорее всего, в промежутке между концом 1920 и серединой 1922 года. Данный факт косвенно подтверждается полным отсутствием гастролей Словцовых и даже концертов с участием Риоли-Словцовой в Красноярске именно в этот период. Ещё одно подтверждение – активные занятия Петра Ивановича… подворьем: жена нуждалась в покое и усиленном питании. Время же, на беду, оказалось наиболее безденежным в жизни супругов.
Мелихов приводит в своей книге полный текст харбинской статьи «Соловей в феврале», в которой есть такие строки: «…И унылая глушь сибирского захолустья. Гуси, утки, ученицы, герань на окнах, тихие радости неторопливого красноярского уединения» – про «гусей и уток» рассказать корреспонденту мог только сам певец. Эта грустная семейная история – вторая из причин, по которой Словцовы «застряли» в Красноярске.
В связи с темой нашей статьи, думается, будет не лишним ещё раз обратить внимание читателя – все вышеописанные, и губительные для певческой карьеры шаги, Пётр Иванович совершал во имя спасения жизни и здоровья обожаемой супруги. Но, автор статьи не сомневается – Петру Ивановичу никогда и в голову не приходило, что совершая эти шаги, он приносит в жертву свою личную творческую судьбу! А Маргарита Николаевна, терзаемая чувством вины, едва окрепнув, принялась тормошить мужа, уговаривая его начать гастроли и готовиться к переезду в Ленинград или в Москву. Она вполне отдавала себе отчёт в том, что ей уже не петь на столичных подмостках, но для мужа такой доли не хотела.
Подогревали ситуацию и его друзья-гастролёры, понимавшие какое сокровище-голос «пропадает» в провинции! Так, Михаил Эрденко 5 (знакомый Словцову ещё с киевских лет), ярко выраженный пассионарий, бывая в Красноярске с концертами в 20-е годы, не уставал тормошить своих приятелей: «В Москву, в Москву!» (из дарственной надписи на фотопортрете скрипача: «Пусть эта карточка напомнит вам мой зов: в Москву, в Москву»). И, в конце концов, супруги приняли решение об отъезде. Но это был уже 1928 год!
Через 3,5 года после смерти Петра Ивановича в семье Словцовых разыгралась страшная трагедия. Был арестован и расстрелян о. Иоанн (Иван Иванович Словцов), последний протоиерей последнего остававшегося открытым для прихожан городского храма – Свято-Троицкого.
Вот как это изложено в книге Г. В. Малашина «Судьба Церкви – в судьбе храма»:
«По окончании семинарии Иоанн рукоположен во диаконы к Благовещенской церкви, на подворье которой жил вместе со своей матушкой (Татианой Осурковой) и детьми: будущим выпускником школы-студии МХАТа заслуженным артистом России, ведущим актером Красноярского театра им. Пушкина Петром – названным так в честь знаменитого брата о. Иоанна (1910 г. р.), дочерьми Милицей и Верой. В 1917 г. Иоанн был хиротонисан Епископом Никоном (Бессоновым) во иереи, став со временем настоятелем Благовещенской церкви. Когда в 1935-м г. Благовещенская церковь была закрыта, возведённый к тому времени в сан протоиерея о. Иоанн Словцов стал священником (по некоторым сведениям – настоятелем) Троицкой церкви. Туда же были переданы некоторые иконы и богослужебные предметы из Благовещенской церкви.
Арестован о. Иоанн был в ночь с 3 на 4 октября 1937 г., ему было предъявлено обвинение в участии в контрреволюционной организации церковников Турского А. А., одной из групп которой он, якобы, руководил с 1932 года. 21 ноября 1937 г. «тройкой» Управления НКВД по Красноярскому краю был приговорен к высшей мере наказания (жене было объявлено, как это тогда зачастую делалось, что осуждён на 10 лет без права переписки). Расстрелян вместе с другими осуждёнными по делу ночью 26 ноября 1937 г. в Красноярске. Реабилитирован 24. 12. 1957 г.» [23, с. 71-72].
В этом же издании его автором высказано следующее предположение: «Не умри «сибирский соловей» Петр Словцов за три года до этого – быть бы ему, как пить дать, среди "обезвреженных органами церковников-контрреволюционеров"...» — и с этим нельзя не согласиться. Более того, в судьбе Петра Ивановича, если взглянуть на неё с точки зрения властей предержащих эпохи 30-х годов, обнаруживаются факты, за которые любого человека можно было подвести под расстрельную статью в два счёта. Особенно «урожайным» на них в жизни Словцова оказался бы, наверное, период Гражданской войны.
Попробуем вернуться к лету 1919 года и посмотреть, что же происходило дальше.
Будучи отрезанными от центра страны, но не желавшие прекращать своей творческой деятельности, супруги Словцовы смогли к 15 августа выехать в Томск. Там, по контракту с оперой Фёдорова, они работали до 25 февраля 1919 года, а затем переместились в Екатеринбург в антрепризу М. К. Максакова. Большевиков, успевших уничтожить в июле 1918-го царскую семью, к тому времени в городе давно уже не было, и театральная жизнь оживилась.
Об успехе, сопровождавшем спектакли с участием П. И. Словцова, мы можем судить по отклику некоего И. Канского. Он являлся, по-видимому, профессиональным газетчиком – хроникёром событий культурной жизни Екатеринбурга описываемого периода. Но до нас дошла только его статья из харбинской «Газеты для всех» (11. 02. 1924 г.), где он, вновь восторгаясь вокальным мастерством Словцова и отмечая сходство реакций харбинской и екатеринбургской публики, вспоминает выступления Петра Ивановича пятилетней давности: «Чванную, но глубоко театральную, екатеринбургскую публику в дни выступлений Словцова нельзя было узнать».
Максимилиан Карлович Максаков – известный оперный певец, антрепренёр и педагог – не мог не понимать, что в лице Словцова он имеет «курицу, несущую золотые яйца», а также и то, что двигаться ему со своей труппой следует теперь в восточном направлении. К обоюдной выгоде, стороны заключили новый контракт на следующий сезон.
Местом очередных гастролей труппы стал Иркутск, где Словцовы работали с 15. 08. 1919 по 26. 06. 1920 года. Сразу же напомним, что в течение этого времени произошли все события, связанные с нарушением «союзниками» обещаний, данных А. В. Колчаку (в эту историю, связанную с золотым запасом Российской империи, мы углубляться сейчас не будем). И ко времени окончания театрального сезона, власть в Иркутске (как и во всей Сибири) вновь успела перемениться.
Вскоре после даты 7 февраля 1920 года, когда у проруби на реке Ушаковке, против Знаменского монастыря, казнили А. В. Колчака, она (власть) вновь перешла к Советам. А частное оперное предприятие Максакова превратилось в Иркутскую государственную советскую оперу (о чём каждому из артистов была выдана соответствующая справка).
Но летом 1918-го, ни сам антрепренёр, ни его артисты ничего этого предвидеть не могли. Расчётливый Максаков потому и выбрал Иркутск, что там располагалась Ставка Верховного Правителя Сибири. Он надеялся на достаточное количество заинтересованной публики в лице старшего и младшего офицерского состава, а также зажиточных горожан. Словцовых же устраивала относительная географическая близость Красноярска – они имели возможность периодически навещать родных и выступать с концертами.
Подтверждением тому могут служить две публикации в красноярской газете «Свободная Сибирь» за 1919 год. Первая из них № 210 от 24 сентября извещает о двух концертах четы Словцовых (1 и 3 октября) в Общественном собрании и Городском театре. В ней сообщается, что половина сбора «будет пожертвована на нужды армии». Вторая – № 219 от 6 октября – это рецензия на оба концерта: «Концерт доставил редкое по нынешним временам эстетическое наслаждение. В несколько минут г-жа Риоли-Словцова собрала на нужды армии со слушателей 6000 рублей».
То обстоятельство, что деньги предназначались отнюдь не Красной Армии, совершенно очевидно. Вопрос лишь в том – собирали их Словцовы по собственной инициативе или же выполняли поручение третьих лиц, оставшихся неизвестными? Впрочем, как мы знаем из отечественной истории, карательные органы советского периода (ВЧК, а затем НКВД со всеми его подразделениями) подобные нюансы не интересовали. Интересовало главное: были… состояли… участвовали…
Не являлось также секретом, что супруги Словцовы покинули «красный» революционный Петроград и оказались (ещё раз подчеркнём, волею обстоятельств, не зависящих от них) в сердце мятежа Чехословацкого корпуса, а затем свободно перемещались по территории, контролируемой армией Колчака.
В свете подобного рода фактов, логично предположить следующее: за семьей Словцовых, начиная с 1920 года (года восстановления Советской власти в Сибири), потянулся шлейф подозрительности.
Ко всему этому, как на грех, в период 20-х годов добавятся и новые факты, вполне подходящие под формулировки «связи с белоэмигрантами» (дружба с Л. Я. Липковской) и «связи с заграницей» (гастрольная поездка в Харбин). А там уж можно было «пришить» и антисоветскую деятельность, и шпионаж. Обвинили же его друга Соковнина, директора музыкального техникума, расстрелянного в Омске 24 ноября 1937-го, в антисоветской деятельности по 58-й статье УК РСФСР. Одним из фактов, выдвинутых старшим сержантом госбезопасности Попандопуло против Соковнина, была покупка им нот, «в количество которых входят патриотические музыкальные номера самодержавного русского правительства, вплоть до "Боже, царя храни"».
С 1922 года многие известные музыканты страны, в основном столичные, в числе которых были и друзья Словцовых, получили возможность активно гастролировать в Китае, при этом их путь по железной дороге – туда и обратно – всегда пролегал через Красноярск. Но Петру Ивановичу подобных заманчивых предложений не поступало. Не удалось найти ни одного документа, подтверждающего наличие каких-либо гастрольных поездок Петра Ивановича в период с августа 1920 по февраль 1924 года.
А затем последовала какая-то странная история с концертом для рабочих в самом огромном (сборочном) цехе главного предприятия города – железнодорожных мастерских. Для вокалиста концерт (спетый в этом случае Петром Ивановичем, разумеется, безвозмездно, и с женой в качестве концертмейстера) в столь акустически неподходящем помещении, равнозначен тому, как если б в современных условиях оперного певца с самыми мощными связками выпустили без микрофона на сцену дворца спорта. В конце концов, возможности человеческого голоса не безграничны!
П. И. Словцов-младший говорил, что дядя согласился тогда на эту авантюру «с большим скрипом». Практически его вынудили пойти на риск – то ли по невежеству, то ли по злому умыслу – остаться без голоса, если не навсегда, то на какое-то время.
«Мероприятие» состоялось незадолго до поездки Словцовых в Харбин в феврале 1924 года, которая, как показало время, стала их единственными зарубежными гастролями. Не правда ли, вся эта история попахивает мезальянсом: вы нам – концерт в мастерских, мы вам (так уж и быть!) – поездку в Харбин?
Харбин же, надо сказать, был в те годы подлинной Меккой для артистов из СССР. Поездка в благополучный город с благодарной и платёжеспособной публикой, сулила гастролёрам не одни только приятные эмоции. Состояла же она в основном из представителей мощной русской диаспоры: служащие КВЖД, местная интеллигенция и эмигранты (известные русские артисты, музыканты, литераторы, учёные, юристы, бывшие государственные деятели, коммерсанты и т. п.). Гастролёрам из СССР было непросто завоевать доверие столь изысканной, избалованной и взыскательной публики, тем более – стать в её глазах подлинным триумфатором.
Словцовы прибыли в Харбин в начале февраля 1924 года. Там о Петре Словцове, захлебываясь от восторга, писали все русскоязычные газеты: «Рупор», «Заря», «Речь», «Газета для всех»...
Бывший екатеринбуржец И. Канский, первым откликнувшийся на выступления Петра Ивановича, отмечал: «Словцов в рекламе не нуждается, это можно было заметить по его бесшумному приезду в Харбин».
Газета «Заря» (статья В. Сербского «Соловей в феврале») назвала нового кумира «русским Карузо из дремучей сибирской тайги». Рецензенты считали, что словцовский тенор превосходит по своим достоинствам голоса А. Лабинского (который очень часто бывал в Харбине), Дм. Смирнова и Л. Собинова:
«Русский музыкальный гений обретает на наших глазах все более совершенных исполнителей... Божественный голос, серебряный тенор, которому, по общему мнению, нет сейчас равных в России. Лабинский, Смирнов и даже Собинов в настоящее время, по сравнению с ослепительным богатством звука у Словцова, – всего только драгоценные пластинки для граммофонов "невозвратного прошлого". А Словцов – это сегодняшний день: солнечный, рассыпающийся алмазами музыкального сверкания, о котором Харбин не смел мечтать <...> С первой же арии вчерашний успех выступлений Петра Ивановича Словцова перешел в овацию. Овации горячие, бурные, несмолкаемые превратили концерт в сплошной триумф. Сказать так – значит, лишь в слабой степени определить чудесное впечатление от вчерашнего концерта. Словцов пел и несравненно, и восхитительно, пел божественно <...> П. И. Словцов – певец исключительный и единственный <...>» [И. Канский «Газета для всех», 11 февраля].
Между тем, «русский Карузо», судя по официальной справке бухгалтерии Красноярского музыкального техникума (бывшей Народной консерватории), имел зарплату в период с 1920 по 1926 год от 4-х до 25 рублей в месяц (Маргарита Николаевна – от 2-х до 20 рублей), что вынуждало супругов искать дополнительные источники существования. Исходя из уцелевших газетных рецензий, можно сделать вывод, что супружеская чета время от времени давала в Красноярске концерты камерной музыки в сопровождении рояля. В этой ситуации, наверное, никто не осудил бы Словцовых, если бы Пётр Иванович, приняв предложение Строка, уехал с женой в Америку (в период 1922-1929 гг., когда из СССР за границу ещё выпускали, так поступили очень многие).
Но у нашего героя имелись, очевидно, свои убеждения – широко им не афишируемые – на предмет таких понятий, как: Родина, мать, родня, стяжательство, эмиграция и т. п. – которые не позволили ему «купиться» на заманчивые посулы.
В самые трудные годы, несмотря на материальные затруднения, Словцовы, как истинные подвижники, возрождали в Красноярске, прервавшуюся было, традицию оперных постановок. Всё собственными силами: и режиссура, и исполнение главных партий! Привлекли, конечно, и своих коллег-единомышленников (хор – С. Ф. Абаянцев, оркестр – А. Л. Марксон), и студентов музыкального техникума.
И уже в мае 1923-го главная газета Красноярья «Красноярский рабочий» оценила эту деятельность Словцовых как «своего рода подвиг». «У нас опера есть, нашими, с Маргаритой Николаевной, руками сделанная. Хор прекрасный – куда угодно можно с ним. Хор этот – наша гордость. Оркестр слабее... И солистов не так много. Но ставим, по мере сил, учимся» — рассказывал Пётр Иванович харбинскому журналисту в феврале 1924 года.
Теперь о долге – о том Долге, который православная этика рассматривает как «совокупность нравственных обязанностей по отношению к Богу, ближним и самому себе». Вряд ли можно сомневаться, что именно такое понимание чувства долга присутствовало во всех деяниях П. И. Словцова. Из вышеизложенного ясно видно, что умел Пётр Иванович многое, в том числе и выполнять простую работу по хозяйству. И всё, за что он брался, делалось им не «в полноги»: если пел – то божественно, если запрягал лошадь – то надёжно. Что же касается жены – любил до самоотречения.
Наверное, как к ближним своим относился Пётр Иванович и ко всем ученикам. Основным местом его работы в Москве стал Московский «Теакомбинат» (позднее – ГИТИС им. Луначарского, ныне – РАТИ), где певец трудился в должности профессора по классу сольного пения. Но, ко всеобщему огорчению, недолго.
Московские ученики Словцова, скорбя о потере своего учителя (в феврале 1934 г.), подробно и профессионально описали достоинства Петра Ивановича как преподавателя:
«Каждый <…> студент, которому пришлось побывать в этих прекрасных мастерских руках, не может сказать, что Пётр Иванович не наградил его великим кладом, великим умением вокального мастерства и речи. Кроме вокала, пришедшие студенты с огромными речевыми и дикционными дефектами <...> получили у этого культурнейшего педагога чистую русскую речь, язык и правильную дикцию. Идеальная фразировка, чёткие гласные и прекрасный звук – вот чем снабжал молодые кадры вокального искусства дорогой Пётр Иванович» <…> [цит. по изд. 16, с. 67].
Как ни странно, но именно эта студенческая прощальная статья осталась единственным документальным свидетельством той степени вдумчивости и тщательности, с какой работал Словцов-педагог в классе.
Одной из ипостасей Долга выступает, думается, Верность. В душе Петра Ивановича она проявлялась подчас в довольно специфической форме. Например, он был рыцарски предан искусству оперы. Изредка «потеснить» её в сердце мэтра могли только камерная вокальная музыка или русская народная песня. Как говорил его племянник, Пётр Иванович-дядя, к примеру, не одобрял попыток молодого Козловского параллельно пробовать свои вокальные и артистические возможности в оперетте, считая, видимо, это пустым «распылением» сил и своеобразной «изменой» певца жанру оперы.
Также, раз и навсегда был отведён в сердце Словцова особый заветный уголок и для города, где он вырос. В череде гастролей московского периода жизни супруги неизменно находили возможность побывать в Красноярске. Они навещали родных, встречались с друзьями, бывшими коллегами по Народной консерватории, старались отдохнуть на природе и, конечно же, пели для земляков. Кривошея пишет: «20 августа 1932 года он выступил в родном городе в «Русалке», а в июле 1933 года в городском театре Словцовы дали два камерных концерта, которые оказались для них прощальными» [15].
Да, прощальными…
В период зимних каникул 1934 года, находясь в очередной концертной поездке по Кузбассу, певец заболел сыпным тифом. Болезнь оказалась для него роковой. Умер П. И. Словцов в Красноярске, куда его – находящегося уже между жизнью и смертью – привезла Маргарита Николаевна.
В предсмертной агонии люди часто бредят и подсознание как бы «выдаёт» их истинную сущность. Кто-то раскрывает свои личные тайны, кто-то кается в грехах и просит прощения, кто-то грязно ругается, а в случае с Петром Ивановичем произошла вещь чудесная и небывалая – в бреду, с высокой температурой, перед тем, как отойти в мир иной – он СПЕЛ ЦЕЛЫЙ КОНЦЕРТ!
Даже в предсмертной агонии «сибирский соловей» оставался бессребреником, лишённым всяческого тщеславия. Он просто делал то единственное, чего жаждала его Душа при жизни. И, расставаясь с телом, она словно уносила с собой и тот главный Дар, который Творец ниспослал этому человеку в момент его появления на свет.
Все эти факты: последний роковой диагноз Петра Ивановича, особенности его предсмертного часа и многие другие семейные подробности – стали известны автору статьи из рассказа Словцова-племянника.
Наша встреча проходила за перелистыванием старых фотоальбомов в его, обставленной по-спартански, крохотной двухкомнатной «хрущёвке» (дом по ул. Ленина 60, примыкающий к Главпочтамту). Состоялась она в апреле 1996 года, когда Словцову-младшему было уже 86 лет. Однако же он, будучи профессиональным драматическим артистом, продемонстрировал в тот незабываемый день и завидную память, и полную ясность сознания, и актёрское мастерство, в лицах передавая некоторые интересные случаи из яркой жизни своего дяди-певца, о которых он сам когда-то и поведал своим родственникам.
Тогда же Петром Ивановичем-младшим был озвучен (для предстоящей публикации [16, с. 65-72]) и факт расстрела в 1937 году его отца-священнослужителя. Все, кто знал Петра Ивановича-младшего, думается, согласятся с тем, что его, в известной мере, можно считать по очень многим приметам духовным наследником своего дяди.
Скоропостижная кончина П. И. Словцова в возрасте 47 лет потрясла его земляков. Б. Г. Кривошея писал, а В. Д. Мамонтова (мать музыковеда Л. Г. Лаврушевой) рассказывала, что на похороны Петра Ивановича собралось буквально полгорода!
Горе красноярцев было огромным и безутешным. Эта супружеская пара была живой легендой для горожан. Их всегда видели вместе: вместе они ходили купаться летом на Енисей, вместе прогуливались в своём лёгком экипаже по городским улицам (Пётр Иванович сам и правил лошадкой по кличке Офелия, и обихаживал её), вместе разводили они цветы в своём крохотном садике под окнами и делали другую работу по дому.
И, как это ни больно, но были и другие «товарищи». Они называли Словцовых и «бездельниками», и «буржуями недобитыми», припоминали о происхождении Петра Ивановича из семьи церковного дьякона. Бог им судья… Чего-чего, а уж асоциальных завистливых булгаковских «Шариковых» у нас и сейчас предостаточно!
Так уж случилось, что не был П. И. Словцов обласкан официозом: не получил никаких званий и к наградам не представлялся… Это стало одной из причин отсутствия его имени в музыкально-энциклопедических справочниках советского периода. Для сравнения припомним историю Ф. И. Шаляпина, связанную со званием Народного артиста Республики: сначала удостоили (13. 11. 1918 г.) – первым в советской России! А эмигрировал – лишили. Однако это не помешало Фёдору Ивановичу навсегда остаться истинно народным любимцем, каковым он являлся и до официального признания.
Вчитаемся внимательнее в текст некролога, опубликованного вскоре после смерти Петра Ивановича в газете «Вечерняя Москва»: «...скончался один из лучших представителей нашего вокального мастерства» (воскресный выпуск, № 58 (3087) от 11. 03. 1934 г.).
В числе прочих, его подписали, такие «столпы» отечественной музыкальной культуры, как: М. М. Ипполитов-Иванов, Л. В. Собинов, П. М. Норцов, каждый из которых носил звание Народного или Заслуженного артиста Республики. Эти люди искренне и от всего сердца написали то, что думали. Ибо они неизменно – как при жизни, так и после смерти П. И. Словцова – признавали в почившем Артисте и Мастере равного.
И вновь о чувстве Долга. А ещё – о Памяти.
В июле этого (2011) года исполнится 125 лет со дня рождения великого русского певца. Сейчас на дворе конец марта. И по всему видно, что ни красноярская, ни тем более российская общественность, не собираются достойно встречать эту юбилейную дату.
Напомним, что в прошлом веке, после многих лет еле теплящегося в Сибири интереса к фигуре нашего именитого земляка, сильный его всплеск наблюдался в Красноярске в 1986 году. Поводом к тому стало празднование 100-летия со дня рождения П. И. Словцова. Организация юбилея тогда по всем статьям соответствовала масштабу личности юбиляра. К юбилейной дате было приурочено и проведение на базе Красноярского театра оперы и балета Первого фестиваля оперного искусства имени П. И. Словцова. (они регулярно проходили до 2001 г., всего – 7). Имеет Красноярск и опыт проведения вокальных конкурсов. Первый Всероссийский конкурс оперных певцов имени П. И. Словцова прошёл в 1994 году. Второй – Международный – в 2001.
В 90-е годы XX века энтузиасты с большим трудом добились, чтобы одну из новых улиц города назвали именем П. И. Словцова. Назвали... В микрорайоне «Ветлужанка» на самой крайней к лесу улице поначалу висела табличка – «Улица Славцова» (справедливости ради надо сказать, что со временем ошибку исправили).
На здании бывшей Духовной семинарии по ул. Горького 2, где Пётр Иванович когда-то учился, в 1996 году Б. Г. Кривошея, будучи уже 91-летним старцем, при стечении общественности и в присутствии племянника «сибирского соловья», собственноручно открыл в торжественной обстановке мемориальную доску с барельефом П. И. Словцова (дождался-таки!).
Зато в начале XXI века как-то незаметно исчезла памятная доска со стены гостиницы «Уют», извещающая прохожих о том, что на этом месте находился дом П. И. Словцова (на углу улиц Сурикова / Урицкого). Имя того «геростратика», который её уничтожил, не знает, наверное, никто. Что ж, поделом! Но безвозвратная утрата самого дома – вечный укор всем нам! И не пора ли восстановить хотя бы доску на том здании, которому никогда не заменить живое тепло своего предшественника, построенного из дерева, и сердечное тепло неповторимых его обитателей?
В 1997 году поднимался вопрос о реставрации бывшей домовой церкви Михаила-Архангела в здании бывшей Духовной семинарии и открытии в этом помещении с его бесподобной акустикой Камерного концертного зала имени П. И. Словцова [47]. Там даже произвели некоторый ремонт.
Но сменилось благосклонное к музам руководство военного госпиталя, который много лет размещается в этом историческом здании – и всё как-то тихо сошло на нет. Гражданское население без особого пропуска не могло пройти даже за ограду, чтобы поближе рассмотреть мемориальную доску на старинной стене из красного кирпича. А на само здание – памятник архитектуры конца XIX века – нельзя смотреть без слёз: оно выглядит так, словно подверглось артиллерийскому обстрелу.
Всё тот же неутомимый Борис Георгиевич – воплощённая совесть красноярского музыкального краеведения – постоянно предлагал на страницах газеты «Красноярский рабочий» присвоить имя Петра Ивановича то Красноярскому училищу искусств, то улице Коммунальной, на которой оно расположено... Наконец, в 1994 году в публикации по поводу 60-летия со дня смерти Словцова [42] – имя «сибирского соловья» он предложил присвоить Красноярскому театру оперы и балета (и это, без сомнения, вариант оптимальный).
Прошло уже 17 лет с момента выхода статьи и 9 лет, как ушёл из жизни (в возрасте 97 лет!) сам поборник исторической справедливости и автор многочисленных добрых инициатив... «На носу» 125-летие певца, а воз, как говорится в известной басне «дедушки» Крылова, и ныне там…
Между тем жизнь не стоит на месте. Она делает серьёзные намёки, которые должны бы заставить серьёзно призадуматься всех нас, земляков П. И. Словцова. Не замечать их и дальше – означает покрыть себя позором, уподобившись Иванам, не помнящим родства. Вот последние данные из интернета:
В декабре 2007 года был издан компакт-диск «Пётр Словцов — "сибирский соловей"» эксклюзивной серии «Из архива Государственного центрального музея музыкальной культуры (ГЦММК) им. М. И. Глинки», посвященный 120-летию со дня рождения выдающегося русского тенора. Диск был с успехом представлен на 42-й Международной выставке музыкальной аудиопродукции MIDEM в Каннах (Франция), прошедшей в период с 27 по 31 января 2008 года (автор идеи, исследования и координатор проекта — С. Ю. Рычков, звукорежиссёр — А. И. Косов, руководитель Р. А. Цатуров).
В 2008 году в США, слепой от рождения музыкант, реставратор архивных записей и обладатель многих премий — в том числе и Грэмми — Уорд Марстон издал компакт-диск «Пётр Иванович Словцов. Русский тенор».
Мы же всё продолжаем и продолжаем грешить…
Ибо на вопрос, какое место на данный момент принадлежит Красноярску в процессе возрождения славного имени певца – дать сегодня внятный, а тем паче оптимистический ответ – увы! – не представляется возможным. Более того, в 2006 году о 120-летии Словцова в какой-либо публичной форме не вспомнил НИКТО, кроме музыковеда Л. Г. Лаврушевой и автора этих строк.
А между тем, никому неизвестный в Красноярске С. Ю. Рычков, как оказалось, начал готовиться к этой дате заранее. В 2005 году в Москве он со своей темой «Тенор Пётр Словцов — "сибирский соловей"» принял участие в Третьих научных чтениях ГЦММК им. М. И. Глинки. А затем сразу же приступил к созданию первого компакт-диска, на основе архивных записей Петра Ивановича из фондов ГЦММК (выпущенного, как мы помним, в конце 2007 г. и посвящённого 120-летию Словцова).
В Красноярске же идея о создании компакт-диска впервые была высказана автором этих строк летом 2006 года на страницах газеты «Краевой вестник» [55] в юбилейной статье «Сибирский соловей»:
«Думается, что в дни словцовских фестивалей и конкурсов (если таковые продолжатся), равно как и во все другие дни, в Красноярском театре оперы и балета могли бы предлагать публике компакт-диск П. И. Словцова, воссозданный на основе редкой пластинки. Также считаю, неплохо было бы дарить CD всем участникам очередного конкурса, который, хочется надеяться, рано или поздно возобновится».
Однако прислушаться к тому, что давно назрело и, что называется, «витало в воздухе» не захотели тогда ни администрация Красноярского театра оперы и балета, ни чиновники Комитета по делам культуры администрации Красноярского края. Теперь же каждому (даже несведущему в технических и юридических тонкостях) ясно – ЦЕНА ВОПРОСА БУДЕТ СОВСЕМ ИНОЙ!
Ещё и ещё раз стоит низко поклониться С. Ю. Рычкову за его инициативу, энтузиазм и огромное количество личного времени, затраченного на подготовку диска к выпуску. Этот неравнодушный человек способствовал тому, что о П. И. Словцове вспомнили в центральной части России, узнали в профессионально заинтересованных кругах Европы и США. А также хочется поблагодарить создателя диска за бескорыстную любовь к творчеству Петра Ивановича и искреннее почитание Божественного дара «сибирского соловья» – Человека и Певца!
Судя по тому, что Рычков говорит в радиопередачах, этот энтузиаст (на его счастье) пребывает в полном неведении относительно красноярской ситуации. И даже уверен в обратном. Рука не поднимается разочаровывать Сергея Юрьевича – очень стыдно за малую родину Словцова! Как и чем, спрашивается, можно объяснить тот факт, что не в Красноярске, а где-то на далёком Ямале солидный «толстый» журнал охотно публикует красиво оформленный материал – не выжидая для этого никакого особого повода! – о нашем бесподобном лирическом теноре, о котором на северном полуострове никто до сих пор, возможно, и слыхом не слыхал? Им П. И. Словцов интересен. А нам?
«Словцов принадлежал к числу тех певцов, для которых голос, вокал были не самоцелью, а средством передачи глубокого лирического чувства. Его отличали безукоризненная вокальная школа, глубокое проникновение в душу музыки. <…> Любовь к искусству для Словцова была неразрывно связана с любовью к родным местам, к родному городу, в культурной жизни которого он принимал такое деятельное участие. Красноярск заслуженно гордится своим земляком, вписавшим славную страницу в историю музыкальной культуры нашей страны» – писал Б. Г. Кривошея.
Да простит меня дорогой Борис Георгиевич, но я всё же позволю себе некоторое смещение смысловых акцентов (или, если угодно, их уточнение) в приведённой только что цитате.
Думается, сейчас, когда суд времени расставил всё по своим местам, ей надо бы звучать иначе: Красноярску ДОЛЖНО БЫТЬ СТЫДНО ЗА БЕСПАМЯТСТВО. И землякам Словцова (музыкантам, краеведам, чиновникам от культуры и проч.) — хотя бы ради того, чтобы смыть свои грехи — СЛЕДУЕТ СДЕЛАТЬ ВСЁ ВОЗМОЖНОЕ И НЕВОЗМОЖНОЕ ДЛЯ СОХРАНЕНИЯ И УПРОЧЕНИЯ ПАМЯТИ о том, кто вписал славную страницу в историю музыкальной культуры не только своего города и своей страны, но и в мировую историю вокального искусства.
История с компакт-дисками Словцова, которые теперь доступны тысячам людей, показала: та сила, влияние которой православные постоянно ощущают на себе, понимая её как ПРОМЫСЕЛ БОЖИЙ, стояла, стоит и – вне всякого сомнения! – всегда будет стоять на стороне личностей, подобных Петру Ивановичу Словцову. Её не преодолеть «демонов немощным дерзостям». Проблема в нас самих. Рано или поздно, но перед главным выбором – по которую же из сторон твоё место – оказываются как верующие, так и неверующие. И ответственность перед Богом и людьми за сделанный выбор целиком и полностью остаётся на совести каждого.
Составитель Сергей Юрьевич Рычков. Год выпуска 2007, Москва
1. Растворил я окно (П. И. Чайковский – К. К. Романов), соч. 63 № 2; запись 1913 г. (фирма «Метрополь», гранд, № 1359);
2. Скрой меня, бурная ночь (А. С. Даргомыжский – А. Дельвиг);
3. Колыбельная песня: «Спи, дитя мое, усни» (П. И. Чайковский – А. Н. Майков), соч. 16; запись 1913 г. (фирма «Граммофон», гранд, № 222278);
4. Кукушечка (рус. нар. песня. Сл. П. А. Федотова); запись 1929 г. («Музтрест», гранд, № 562);
5. Травушка: «Что ты рано, травушка, пожелтела» (А. Е. Варламов – Н. Цыганов); запись 1929 г. («Музтрест», гранд, № 563);
6. Средь шумного бала (П. И. Чайковский – А. К. Толстой), соч. 38 № 3; запись 1913 г. (фирма «Метрополь», гранд, № 1361);
7. Не говорите мне: «Он умер». Он живет! (М. П. Речкунов – С. Надсон);
8. Я опять одинок: «Как светла, как нарядна весна!» (С. В. Рахманинов – И. А. Бунин, из Шевченко); запись 1913 г. (фирма «Граммофон», гранд, № 222388);
9. Сосна (Е. И. Букке); запись 1913 г. (фирма «Граммофон», гранд, № 222279);
10. Сладко пел душа соловушко (Р. М. Глиэр – А. Ф. Мерзляков); запись 1913 г. (фирма «Граммофон», гранд, № 222233);
11. Сверкало взморье (Ф. Шуберт); запись 1930 г. («Музтрест», гранд, № 695);
12. Колыбельная: «Спи, моя радость, усни» / «Schlafe, mein Prinzchen, schlaf' ein» (В. А. Моцарт – Ф. Готтер, русский текст С. Свириденко); запись 1929 г. («Музтрест», гранд, № 565);
13. О, Боже, как хорош прохладный вечер лета (Н. Н. Амани – А. Н. Апухтин), соч. 6 № 3;
14. Песня про щучку («Громобой» — А. Н. Верстовский); запись 1930 г. («Музтрест», гранд, № 698);
15. Песня рыбака («Оле из Норланда»* — М. М. Ипполитов-Иванов); запись 1930 г. («Музтрест», гранд, № 702);
16. Романс Молодого цыгана («Алеко» — С. В. Рахманинов);
17. Ариозо Ленского: «Я люблю вас, Ольга» («Евгений Онегин», 1 д. — П. И. Чайковский), возможно, запись 1913 г.;
18. Ария Ленского: «Куда, куда вы удалились» («Евгений Онегин», 2 д. — П. И. Чайковский); запись 1913 г. (фирма «Аристотипия»**, гигант, № 305);
19. Каватина Берендея: «Полна, полна чудес» («Снегурочка», 2 д. — Н. А. Римский-Корсаков); запись 1913 г. (фирма «Граммофон», гигант, № 0222012) или запись 1930 г. («Музтрест», гранд, № 700);
20. Дуэт Фауста и Маргариты: «О, позволь, ангел мой» («Фауст», 2 д. — Ш. Гуно) / Исполнители: П. И. Словцов (Фауст), М. М. Куренко (Маргарита); запись 1913 г. (фирма «Аристотипия», гигант, № 603);
21. Дуэт Виолетты и Альфреда: «Покинем Париж» / «Parigi, o cara, noi lasceremo» («Травиата», 3 д. — Дж. Верди) / Исполнители: М. М. Куренко (Виолетта), П. И. Словцов (Альфред); запись 1913 г. (фирма «Аристотипия», гигант, № 602);
22. Баллада Герцога: «Та иль эта – я не разбираю» / «Questa o quella» («Риголетто», 1 д. — Дж. Верди); запись 1930 г. («Музтрест», гранд, № 701);
23. Романс Надира: «В сияньи ночи лунной» («Искатели жемчуга», 1 д. — Ж. Бизе), запись 1913 г. (фирма «Аристотипия», гигант, № 310);
24. Романс Надира: «В сияньи ночи лунной» («Искатели жемчуга», 1 д. — Ж. Бизе), запись 1930 г. («Музтрест»);
25. Грёзы де Грие: «О, чудный миг» / «Sogno» («Манон», 2 д. — Ж. Массне), запись 1913 г. (фирма «Аристотипия», гигант, № 311.
Комментарий. При издании данного диска в перечень его вокальных номеров вкрались досадные опечатки (отмечено в тексте знаками * и **). В первом случае следует читать «Оле из Нордланда», во втором (и далее) – «Артистотипия».
«Марстон рекорд», 2008 год, США
SLOVTSOV IN OPERA
ACOUSTIC RECORDINGS
Total time: [73:52]
1. MAYSKAYA NOCH': Spi, moya krasavitza [Levko's aria] (Rimsky-Korsakov) 4:08
Russian Gramophone, 24 October 1913; (2871 ½ c) 0222011
2. SNEGUROCHKA: Polna chudes moguchaya priroda [Tzar Berendy's aria] (Rimsky-Korsakov) 3:01
Russian Gramophone, 24 October 1913; (2872c) 0222012
3. NERO: O pechal i toska (Rubinstein) 4:17
Artistotipia, ca. 1915; (302) Artistotipia 302
4. DEMON: Obernuvshis sokolom [Prince Sinodais aria] (Rubinstein) 3:00
Artistotipia, ca. 1915; (309) Artistotipia 309
5. LOHENGRIN: Mein lieber Schwan! (Wagner) 4:11
Metropol, ca. 1915; (2636) 2636
6. FAUST: Salut! demeure chaste et pure (Gounod) 4:10
Artistotipia, ca. 1915; (300) Artistotipia 300
7. WERTHER: Pourquoi me réveiller (Massenet) 2:53
Artistotipia, ca. 1915; (303) Artistotipia 303
ELECTRIC RECORDINGS
8. LES PÊCHEURS DE PERLES: Je crois entendre encore (Bizet) 3:55
Mus Trust, ca. 1934; (0570) Mus Trust 0570
9. RUSALKA: Nevolno k etim grustnym beregam [The Prince's aria] (Dargomyzhsky) 4:22
Mus Trust, ca. 1934; (0568) Mus Trust 0568
10. DUBROWSKI: O, dai mne zabven'e [Vladimir's aria] (Napravnik) 3:19
Mus Trust, ca. 1934; (0569) Mus Trust 0569
11. EUGENE ONEGIN: Kuda, kuda vi udalilis [Lenski's aria, Act II] (Tchaikovsky) 4:43
Mus Trust, ca. 1934; (0699) Mus Trust 0699
SLOVTSOV IN SONG
Acoustic Recordings
12. O, Bozhe, kak khorosh prokhladniy vecher (O God, how beautiful is this cool night) (Amani) 3:18
Russian Gramophone, 15 September 1913; (5022ae) 222339
13. Ne govorite mne, on umer (Don't tell me he died) (Rechkunova) 1:35
Russian Gramophone, 15 September 1913; (5023ae) 222353
14. Ya vnov' odin (Alone again) (Borodin) 3:15
Russian Gramophone, 25 October 1913; (18026b) 222389
15. Rastvorilos okno (I opened the window) (Tchaikovsky) 1:52
Russian Gramophone, 11 September 1913; (4987ae) 222234
16. Kolybel'naya pesnya (A lullaby) (Tchaikovsky) 3:08
Pathe, 1912; (22350) 22350
17. Sred' shumnogo Bala (Amid a noisy ball) (Tchaikovsky) 2:10
Pathe, 1912; (22351) 22351
18. Skroy menya, burnaya noch' (Hide me, stormy night) (Dargomyzhsky) 2:35
Russian Gramophone, 11 September 1913; (4989ae) 222338
19. Sladko pel dusha solovushka (Sweetly sang the nightingale) (Gliere) 2:39
Russian Gramophone, 11 September 1913; (4986ae) 222233
20. Ya opyat' odinok (I am alone again) op. 26, no. 9 (Rachmaninoff) 2:12
Russian Gramophone, 25 October 1913; (18024b) 222388
ELECTRIC RECORDINGS
21. Travushka (Grass) (Varlamov) 2:31
Mus Trust, ca. 1934; (563) 563
22. Wiegenlied (Flies)* (Varlamov) 2:42
Mus Trust, ca. 1934; (565A) 565
*Formerly attributed to Mozart
23. Am Meer [no. 12 from Schwanengesang] (Schubert) 3:42
Mus Trust, ca. 1934; (564) 564
Accompaniment: Tracks [1-11] accompanied by orchestra; Tracks [12-13, 15-23] accompanied by piano; Track [14] accompanied by piano and violin
Languages: All tracks sung in Russian
Producer: Ward Marston
Audio Conservation: Ward Marston
Booklet Design: Takeshi Takahashi
Marston would like to thank Dennis Brew, Donald Hodgman, Peter Lack, and Andreas Schmauder for their help in producing this issue.
Комментарий. Особо подчеркнём, что при сравнении грамзаписей разных периодов творчества Словцова, их можно различить на слух лишь по чисто техническим признакам (качеству аппаратуры прежних эпох), но отнюдь не по состоянию голоса певца! Голос Петра Ивановича звучит неизменно очень свежо и наполнено, то есть в 1929-34 гг. также, как и в 1913-ом.
В № 22 смысл авторской сноски составителя диска, отмеченной символом –*, заключается в следующем: эта песня («Колыбельная») формально приписывается Моцарту. Однако же в качестве предполагаемых авторов (а авторство песни спорно) составитель вписал ещё две фамилии: композиторов Флиса и Варламова.
Красноярский краевой краеведческий музей (КККМ)
1. Договор П. И. Словцова с оперой Народного Дома с 1 сентября 1915 г. по 1 мая 1916 г., в/ф 3100/4.
2. Договор П. И. Словцова с оперой Народного Дома с 1 сентября 1916 г. по 1 апреля 1917 г., в/ф 3100/25.
3. Контракты (два) М. Н. Риоли-Словцовой с оперой Народного Дома, в/ф 3100/9 и в/ф 3100/24.
4. Радиопередача Красноярского радио о П. И. Словцове (машинописный текст) от 12 сентября 1964 г. Автор М. Гуревич. — Б/н.
5. Список трудовых договоров супругов Словцовых в период с 1920 по 1934 гг., составленный М. Н. Риоли-Словцовой (рукопись), в/ф 2566/9.
6. Справки о заработной плате Словцовых в музыкальном техникуме (20-е годы), о/ф 7087/1 – 1020-6.
7. Справка от 1 декабря 1922 г., выданная М. Н. Риоли-Словцовой Правлением Губернского отдела Всероссийского союза работников искусства г. Иркутска, о том, что она служила в 1919-1920 гг. в качестве актрисы первого положения в Иркутской государственной советской опере. — Б/н.
8. Статьи из газет города Харбина за февраль 1924 г.: «Газета для всех» – 11. 02, «Рупор» – 12. 02, «Речь» – 16. 02, «Заря» – 17. 02. — Б/н.
9. Удостоверение от 28 февраля 1918 г., выданное М. Н. Риоли-Словцовой профсоюзной организацией оперы Народного Дома и заверенное Центральным советом профессиональных союзов, о том, что она необходима в своём предприятии до 9 марта 1918 года. — Б/н.
Личный архив Б. Г. Кривошея
10. Аннотация к грамзаписи, выпущенной Ленинградским заводом грампластинок в 1980 г.
11. Крутянская Ж. «Памяти "сибирского соловья"», статья от 13 июля 1996 г. в одной из красноярских газет (статья сохранена собирателем в виде фрагмента газеты, название издания не указано).
12. Некролог (памяти П. И. Словцова), опубликованный в газете «Вечерняя Москва» 11 марта 1934 года / Копия, машинопись.
13. Некролог «Памяти оперного артиста-вокалиста П. И. Словцова», написанный студентами-вокалистами Теакомбината (ГИТИС) класса профессора П. И. Словцова / Копия, машинопись.
14. Сценарий радиоконцерта, посвящённого памяти П. И. Словцова, от 16 февраля 1950 г. (с полным текстом ведущего). — Машинопись. Авторство не обозначено.
15. Кривошея Б. Г., Лаврушева Л. Г., Прейсман Э. М. Музыкальная жизнь Красноярска [Текст] / Машинопись (в издании 1983 года [25] исходный текст был сокращён — Э. В.).
16. Ванюкова Э. А. Чудный голос соловья [Текст] // Звёзды над Енисеем. Сб. очерков, статей, интервью / Э. А. Ванюкова. — Красноярск: изд-во «Горница», 1997. — С. 65-72.
17. Гаврилова Л. В. Екатерина Иофель. «Музыка – душа моя» / Л. В. Гаврилова. — Красноярск: Издательство «Кредо», 2009. — 136 с.
18. Енисейский энциклопедический словарь [Текст] / гл. ред. Н. И. Дроздов. — Красноярск: КОО Ассоциация «Русская энциклопедия», 1998. — 736 с.
19. Иванов-Радкевич А. П. Воспоминания. Документы. Письма [Текст] / Сборник материалов. Ред.-сост. Э. А. Ванюкова. — Красноярск: КГБОУ СПО «Красноярское училище искусств», 2008.
20. Кривошея Б. Г., Лаврушева Л. Г., Прейсман Э. М. Музыкальная жизнь Красноярска [Текст] / Б. Г. Кривошея, Л. Г. Лаврушева, Э. М. Прейсман. — Красноярск: Красноярское книжное изд-во, 1983. — 175 с.
21. Лаврушева Л. Г. Сибирский Орфей [Текст] // Сто знаменитых красноярцев. Сб. статей / Л. Г. Лаврушева. — Красноярск: Красноярское книжное изд-во, 2003. — С. 178-182.
22. Летопись жизни и творчества Ф. И. Шаляпина [Текст]: в 2 т. / Сост. Ю. Ф. Котляров, В. И. Гармаш. — Л.: Музыка, 1989.
23. Малашин Г. В. Судьба Церкви – в судьбе храма [Текст] / Г. В. Малашин. — Красноярск: Издат. дом «Восточная Сибирь», 2008. — 160 с.
24. Мелихов Г. В. Белый Харбин: Середина 20-х [Текст] / Г. В. Мелихов. — М.: Русский путь, 2003. — 440 с., илл.
25. Музыкальная энциклопедия [Текст]: в 6 т. / гл. ред. Ю. В. Келдыш. — М.: «Советская энциклопедия», 1973-1982.
26. Музыкальный энциклопедический словарь [Текст] / гл. ред. Г. В. Келдыш. — М.: «Советская энциклопедия», 1990. — 671 с.
27. Надежда Леонидовна Тулунина – человек, музыкант, учитель (воспоминания, статьи, размышления) [Текст] / Сборник материалов. Ред.-составители: Е. В. Прыгун, Е. Н. Лаук, Л. Г. Лаврушева, Л. А. Химич. Красноярск, изд-во, 2005. 155 с., илл.
28. Православная этика: нравственное поведение христианина. Краткая практическая энциклопедия / автор-сост. О. А. Казаков. — СПб: «САТИСЪ», 2005. — 320 с.
29. Пружанский А. М. «Отечественные певцы — 1750-1917» (словарь в 2 частях) [Текст] / А. М. Пружанский. — М.: издание 2-е испр. и дополн., электронное. — 2008.
30. Советский энциклопедический словарь [Текст] / гл. ред. А. М. Прохоров. — М.: «Советская энциклопедия», 1981. — 1600 с.
31. Шаляпин Ф. И. Маска и душа [Текст] / Ф. И. Шаляпин. — М.: «Вагриус», 1997. — 319 с.
Газета «Красноярский рабочий»
(в хронологическом порядке)
32. Извещение о смерти П. И. Словцова (от имени семьи). — 26. 02. 1934 г.
33. Извещение о смерти П. И. Словцова (от имени друзей и коллег). — 27. 02. 1934 г.
34. Риоли-Словцова М. Н. Письмо в редакцию с выражением благодарности всем, принявшим участие в похоронах П. И. Словцова. — 5. 03. 1934 г.
35. Кривошея Б. Сибирский соловей. — 07. 01. 1982 г.
36. Кривошея Б. Живая память. — 21. 04. 1982 г.
37. Волгин Н. Имени Словцова. — 14. 10. 1984 г.
38. Кривошея Б. А годы летят… — 15. 03. 1987 г.
39. Кривошея Б. Где же благодарная память потомков? — 15. 11. 1991 г.
40. Попов Ю. Он подарил нам мир волшебный. — 07. 12. 1991 г.
41. Савватеева Н. Музыки просит душа. — 26. 10. 1993 г.
42. Кривошея Б. Сибирский соловей. — 20. 08. 1994 г.
43. Ванюкова Э. Мастер и Маргарита: история любви / вариант с редакционными сокращениями — 12. 07. 1997 г.
44. Лаврушева Л. Вокальный турнир на берегах Енисея. — 03. 11. 2001 г.
45. Лаврушева Л. А где же Словцов? — 17. 11. 2001 г.
46. Ванюкова Э. Соловьи рождаются в Сибири. — 20. 07. 2006 г.
Газета «Вечерний Красноярск»
(в хронологическом порядке)
47. Володина Е. Хранитель культуры – провинция. — 01. 08. 1997 г.
48. Лаврушева Л. В память о «сибирском соловье». — 15. 07. 1998 г.
Другие издания
(в хронологическом порядке)
49. «Свободная Сибирь», 24. 09. 1919 г., № 210.
50. «Свободная Сибирь», 06. 10. 1919 г., № 219.
51. Кривошея Б. Сибири хладной соловей / Лит.-худож. журнал «Енисей» № 4 (124), 1978 г. — С. 70-74.
52. Первый Всероссийский конкурс оперных певцов им. Словцова в Красноярске. // Музыкальное обозрение, 1994 г.
53. Ванюкова Э. Пётр Иванович Словцов: загадки жизни. // Театральный альманах СТД (сезон 1997/1998 гг.), — Красноярск, 1998. — С. 19-22.
54. Ванюкова Э. Мастер и Маргарита: история любви / Полный вариант – «Сибирская газета» — 09. 07. 1998 г.
55. Ванюкова Э. Сибирский соловей. // Краевой вестник. — 25. 07. 2006 г.
56. Рычков С. Ю. Сибирский соловей. // Ямальский меридиан (журнал). — 2010, № 1. — С. 76-81.
Некоторые источники информации о П. И. Словцове,
упоминаемые в Интернете
57. Народный дом // Театр и искусство. 1915, № 37. С. 694-695. [Н. М-в.] — о выступлении певца в партии Ленского.
58. «Красноярский рабочий» // 19 июля и 16 августа 1927 г., 20 января и 12 октября 1928 г., 11 января 1929 г., 24 августа и 28 ноября 1931 г.
59. П. И. Словцов. Красноярская газета. — 30. 10. 1928 г.
60. Словцов. // Жизнь искусства. 1928. № 48 (2 декабря). С. 11; М. Н. [Муз. обозрение]; и 1929. № 18 (5 мая). С. 14.
61. Рычков С. Ю. Сообщение на III-х Научных чтениях 2005 г. — «Тенор Петр Словцов – "сибирский соловей"» — в Государственном Центральном музее музыкальной культуры имени М. И. Глинки.
62. Рычков С. Ю. Сопроводительная статья к компакт-диску «Петр Словцов – "сибирский соловей"». 2007 год. ГЦММК имени М. И. Глинки.
1 Так, только одно предложение из статьи Ж. Крутянской [11], изложенное к тому же в несколько панибратском тоне, содержит 5 (!) ошибок «по факту», касающихся биографии Словцова. Журналистка пишет: «Семинарию Пётр Словцов не закончил, а отправился учиться в Московскую консерваторию, работал в Киеве, Москве, пел с Шаляпиным, в двадцатых годах переехал в Красноярск, где основал "народную консерваторию" и позже занимался педагогической работой». В действительности: 1) духовную семинарию Словцов окончил; 2) вернулся в Красноярск в 1918 г., 3) не участвовал в создании Красноярской народной консерватории, т. к. с января по июнь 1920 г. находился в Иркутске; 4) к педагогической работе в Народной консерватории он приступил в конце августа 1920 г.; 5) наряду с Киевом и Москвой в статье не упомянут Петербург – столица Российской империи – как место работы Словцова в 1915-18 гг., где он и пел с Шаляпиным на одной сцене.
Немало ошибок аналогичного свойства содержится и в других публикациях. Например, Словцов: работал в Московской консерватории (вместо ГИТИС); был бессменным (?!) партнёром Шаляпина; не переезжал из Красноярска в Москву в 1928 году и т. п. Самое удивительное, что последнее утверждение фигурирует в юбилейной статье о Словцове [46], под которой стоит фамилия автора этих строк (!!!) – так «поработала» с поданным мною материалом принявшая его журналистка, которая осуществляя свои манипуляции с текстом, не сочла нужным известить об этом автора. Нынче в прессе, к несчастью для Истории, подобное обращение с авторскими текстами становится нормой.
2 Краткие сведения об этих певцах можно найти в справочной литературе, [26, сс. 574, 537, 191, 422, 635, 230]. Практически все они останавливались для выступлений в крупных сибирских городах, следуя по Транссибирской магистрали в Китай – конечную и главную точку своего гастрольного маршрута. А иногда и на обратном пути.
3 Такой ответ, по сути, означает одно из двух: либо голос Словцова был поставлен от природы (что случается крайне редко), либо это сделал П. И. Иванов-Радкевич.
4 В своих мемуарах А. П. Иванов-Радкевич описал один забавный эпизод, из тех, что нередко случаются с певцами. Он произошёл с Иваном Яковлевичем на озере Шира: «Профессор Московской консерватории, бас, также принимал участие в концертных поездках. И Отец рассказывал, как исполняя однажды «…На конях, на санях гости въехали…» — он забыл внезапно слова и пел некоторое время что-то совсем несуразное, поддерживая мотив бессмысленными слогами, пока не услышал, наконец, слова, подсказываемые аккомпанировавшим ему Папой. Папа заливался слезами от смеха, когда об этом рассказывал: «Стоит на сцене эдакий дядя с усами и бородкой и с серьёзным видом поёт, только вместо нужных слов в такт, в темпе выговаривает какую-то чушь!» Публика, видимо, не очень вслушивалась в текст, и всё обошлось» [19, с. 15].
И то сказать – ведь добряку Гордиевскому тогда уже шёл седьмой десяток…
Годы его жизни: 1853 (Херсонская губерния) – не ранее 1925 (Краснодар). Он, бас-профундо, в 1883 г. окончил в Петербурге не только консерваторию, но и университет. Два года пел в Маринке, а в 1984 был отправлен за государственный счёт совершенствоваться в Италию на год. Но «застрял» на целых 6 лет, т. к. был весьма востребован на сценах Италии и Франции. Время с 1890 по 1907 гг. – период очень активных его гастролей по России.
Оперные партии: Сусанин и Кончак, Князь Гудал («Демон») и Фараон («Аида»), Мефистофель («Фауст») и Кардинал де Броньи («Дочь кардинала» Ф. Галеви), Марсель в «Гугенотах» и Бертрам в «Роберте-Дьяволе» (обе оперы принадлежат Мейерберу) и многие другие.
С 1907 по 1918 гг. – профессор Московской консерватории. С 1918 г. – вёл педагогическую работу в Екатеринодаре (Краснодаре) [29].
5 Михаил Гаврилович, родившийся в музыкальной цыганской семье (уже с 4-х лет он играл с отцом на свадьбах), учился в Московской консерватории у И. В. Гржимали.
Принял активное участие в революционных событиях 1905 года: 20 октября Эрденко руководил оркестром на похоронах Н. Э. Баумана, переросших в 300-тысячную демонстрацию, а в декабре уже строил баррикады на Красной Пресне, за что и был впоследствии выслан.
В 1910 г. стал лауреатом Московского конкурса скрипачей. Совершенствовался у Э. Изаи (1911 г.). В Киеве преподавал сначала в училище, а затем, после повышения статуса училища (оно было преобразовано в консерваторию), М. Г. Эрденко превратился в преподавателя Киевской консерватории. Много концертировал. В 1920-22 гг. – он в Краснодаре, где активно занимается созданием разных музыкальных организацией. С 1922 г. жил и работал в Москве. Попал в число первых советских музыкантов, которых с того же года выпустили на зарубежные гастроли [25, т. 6, стб. 543].
© «Академическая музыка Сибири», оформление, редакция, 2011